И пусть наступит утро - Страница 29

Машина опустцдась вниз, Впереди выросли султаны дыма: «Бомбят!»

— Что там? — спросили одновременно Голядкин и Иващенко, разбуженные грохотом разрывов.

— Машина генерала! — воскликнул Иващенко, увидев впереди машину. И действительно, рядом у обочины дороги стояли Петров и Крылов.

— Потери, есть? — спрашивает Петров у Богданова. — Нет? Это хорошо. Учти, Николай Васильевич, последний привал ночью, утром мы входим в город. — И, помолчав, добавляет: — Завтра четвертое ноября. Севастополь сражается уже несколько дней…

Богданов знает об этом. Гитлеровцы пытались взять Севастополь с ходу, зная, что город остался без войск.

Петров выглядит на редкость усталым. Богданов понимает, какая ответственность легла на плечи генерала.

Поставив полку Богданова задачу, Петров вместе с генералом Крыловым уехал вперед.

К утру части Приморской армии вышли к Севастополю и вступили в бой. Полк Богданова был введен в бой под ДуванКоем, где сложилась самая напряженная обстановка.

— Противник стремится овладеть Дуванкойским узлом обороны, — разъяснял Богданов командирам дивизионов, — чтобы расчистить себе путь в долину реки Бельбек. Враг надеется расчленить нас и по частям уничтожить. Ваша задача — не допустить прорыва.

Полк с ходу развернулся в боевой порядок, занял огневые позиции и открыл огонь по атакующим танкам и мотопехоте врага.

— Залпом! Огонь! — командует Богданов.

Горят вздыбленные и опрокинутые танки с чернобелыми крестами на броне. Трупы в зеленых мундирах устилают землю. Но натиск фашистов не ослабевает.

Отброшенный на исходные позиции противник бросает в бой свежие силы. Он неистово рвется в долину реки Бельбек, не считаясь с потерями. Обстановка осложняется. Особенно тяжелой она складывается для второго дивизиона.

— Держитесь, Бундич, высылаю резерв, — передает его командиру по рации Богданов и молча смотрит на Иващенко. Оба понимают, что остается одно — ввести в действие измотанный в боях разведывательный дивизион.

— Может быть, пока только штабную батарею? — предлагает комиссар. — Разведдивизиону отдохнуть хотя бы денек. Батарея Шлепнева отдохнула…

Согласен, — решает Богданов. — Передайте Шлепневу приказ.

— Первый дивизион открыл огонь картечью по атакующим, — докладывает в этот момент телефонист. — Противник в ста метрах от орудий…

И опять бой и бесчисленные атаки врага.

Нечеловеческое напряжение, беспредельная храбрость и стойкость людей, высочайшая верность своему долгу, твердое руководство боевыми действиями полка, обеспечивающее их четкость и слаженность, — вот что поизводило богдановцам противостоять жестокому натиску фашистов.

А в журнале боевых действий полка эти тяжелые бои отражены в коротких скупых записях: «4 ноября полк с марша вступил в бой. Отразил атаку сорока танков. 5 ноября противник днем и ночью наступает на Дуванкой… 6-го противник ищет слабые места, перемещая удары с северо-востока на восток».

Богданов безотлучно находится на. новом командном пункте полка, выбранном им на южных склонах Бельбекской долины, между Бельбежом и Камышлами. — «6 ноября, — записывает он в журнал боевых действий, — противник овладел селением Черкез-Кермен, но — выбит оттуда морской пехотой и батальоном военно-морского училища… В контратаке на Черкез-Кермен снова принял участие разведывательный дивизион, который моряки шутя называют «наша гвардия»…»

7 ноября защитники Севастополя получили приказ Ставки. Посоветовавшись с Иващенко, Богданов собрал иочью коммунистов — делегатов от батарей.

— «Севастополь не сдавать ни в коем случае, — зачитал им Богданов приказ Верховного Главнокомандующего, — и оборонять его всеми силами».

Ожесточенные бои продолжались еще двое суток. Только 9 ноября наступило затишье. Гитлеровцы не выдержали и на время прекратили атаки.

Воспользовавшись этим, Богданов проверил боевые порядки первого и второго дивизионов, огневые позиции которых находились в районе совхоза имени Софьи Перовской и станции Мекензиевы Горы.

— Еще семь человек потерял первый дивизион, — говорил Богданов Иващенко. — Семь человек… Для нас это большие потери.

Потери. Это слово слишком часто приходилось ему теперь слышать в докладах командиров и политработников.

— Я понимаю, Яков Данилович, войны без потерь не может быть, — взволнованно продолжал Богданов, — но смириться, принять как неизбежное гибель наших людей я просто не в силах.

В этот же вечер полковник Богданов решил использовать короткое затишье и написать письмо жене.

«…У нас, Манечка, все, можно сказать, хорошо, — писал он. — Сорвана еще одна попытка врага овладеть городом с ходу. И, признаться, я горжусь тем, что в этом есть и наш вклад…

Волнует только одно — потери.

Героем пал Бражник, ты помнишь его — младший лейтенант, высокий русоволосый красавец. Сегодня погиб Грошев. Этого ты не знаешь. Топограф, он был моим неизменным спутником. А Марков, Вербин, Щербаков — ты помнишь этих молодых, энергичных, сильных лейтенантов? И вот Их настигла смерть. Нет, не смерть; это не то слово. Люди, которые переживут эту войну, никогда, никогда не забудут павших. Их имена будут жить, а это — бессмертие. И все равно я не могу примириться с тем, что на войне называют неизбежностью…»

Богданов дописал письмо и перечитал его.

— Неизбежность! — вслух произнес Николай Васильевич.

В памяти всплыл подвиг пяти моряков, вступивших 7 ноября в неравный бой с гитлеровцами на подступах к Бельбекской долине.

Очевидцы рассказывали Богданову, что товарищи, подоспевшие на помощь, застали в живых только одного смертельно раненного краснофлотца Цыбулько и кладбище фашистских танков. Богданов представил себе, как, выполняя приказ «не допустить прорыва немцев в Бельбекскую долину», пятеро моряков приняли неравный бой с семью, а потом еще с пятнадцатью фашистскими танками, как, уничтожив одиннадцать танков врага и израсходовав патроны и бутылки с горючей смесыо, моряки один за другим бросались под гусеницы уцелевших танков, обвязавщись гранатами.