«У него здесь семья, жена, дети, Старики, — подумал майор, — а он должен оставить их…»
Портальные краны легко, как игрушечные, поднимали и опускали в трюм многотонные орудия и тракторы. Погрузка близилась к концу.
— Вроде, всех разместили, — оказал Богданову озабоченный Иващенко, — сейчас посмотрю, как устроилась штабная батарея.
Богданов вспомнил о Гордине: «Пришел или не пришел?»
— Товарищ майор, вас какой-то человек спрашивает, — доложил Веселый.
— Извините, — сказал Богданову незнакомый старик. Он выглядел очень усталым. Глаза за стеклами очков в железной оправе глубоко запали. — Проститься пришел, вы уж извините, — повторил он и протянул что-то майоРУ- Возьмите, мы будем ждать вас обратно…
«Земля! — понял майор. — Этой горстью родной одесской земли старик хочет сказать нам: «Где бы вы ни были, знайте, что Одесса ждет вас, ждет, как своих освободителей. Вы в долгу перед одесской землей, и пока вы сюда не вернетесь, пусть не будет вам ни сна, ни покоя…»
— Спасибо! — взволнованну проговорил Богданов и обнял старика. — Мы еще вернемся. Мы обязательно вернемся с победой!
Тревожно прозвучал горн.
На борту «Жана Жореса» Богданову встретился Сергей.
— Людей разместили? — спросил майор. — Все ли на месте?
— Кроме Гордина, — смущенно доложил Березин.
— Придет! — тихо, но. уверенно сказал майор.
Снова прозвучал горн. По кораблю передали команду.
«Жан Жорес» уже отваливал от мола, когда на корму прыгнул Гордин и подошел к Березину.
— Прибыл, — донесся до Богданова хриплый, словно простуженный голос. Старшина встал на корме и замахал кому-то пилоткой. На берегу, прижав к себе мальчика лет пяти и девочку-подростка, неподвижно застыла женщина. «Жена», — понял майор.
Стоявший рядом с Гординым краснофлотец обернулся, и Богданов узнал синеглазого. Моряк снял бескозырку, за ним все остальные. Люди стояли с непокрытыми головами, молча прощаясь с Одессой.
«Красный Кавказ», идущий впереди, круто развернулся и взял курс на юг. За ним следовали караван судов и крейсер «Червона Украина», на котором разместился штаб Одесского оборонительного района.
В Одессе было тихо. Лишь изредка тишину нарушали одинокие выстрелы, да нити трассирующих пуль прорезали редеющую ночную темень.
Кончалась ночь на 17 октября 1941 года.
ГВАРДЕЙЦЫ
Севастополь не сдавать
Эмка, петляя, легко берет крутые подъемы и снова катится вниз. Богданов, погруженный в мысли, курит. Позади на сиденье трое: Голядкин, Иващенко и Веселый. Заместитель командира полка и комиссар дремлют. Веселый сидит без фуражки. Она лежит у него на коленях. На черных петлицах его гимнастерки алеет по три кубика. По две шпалы на петлицах у Иващенко, по три у Богданова. Богданов теперь подполковник. Почему же он невесел?
Оставили Ишуньские позиции… А ведь перед этим гитлеровцы потерпели серьезную неудачу. Начав наступление 22 октября, 11-я немецкая армия не только не овладела Ишуньскими позициями, но за четыре дня не сумела даже выйти в глубину обороны приморцев. Это был провал наступления гитлеровцев. Вот тогда у Богданова было хорошее настроение. Они пришли вовремя. Его полк прибыл в Севастополь 17 октября, прибыл без потерь, хотя корабли трижды подвергались атакам самолетов-торпедоносцев. На Корабельной стороне Богданова встретил делегат связи. Гитлеровцы шли на Ишунь, Нельзя было терять ни минуты…
18 октября третий и разведывательный дивизионы полка Богданова миновали Симферополь и под Ишунью вступили в бой. Первый и второй дивизионы, усилив оборону стрелковых частей, совместно с ними остановили врага под Воронцовкой. На пятую батарею полка вышли двенадцать фашистских танков; на первый дивизион майора Гончара — тридцать. Бой продолжался и ночью. То там, то здесь оранжевыми пятнами вырывались иа темноты горящие остовы тупорылых чудовищ с крестами на броне.
Они не прошли…
26 октября Богданов узнал от генерала Петрова о положении на юге.
— Обстановка ухудшилась, — сообщил ему командующий. — Первая танковая группа гитлеровцев прорвалась севернее Днепропетровска. Наши оставили Мелитополь…
— Мелитополь?! Выходит, Крым ев тылу?
— Да. Но еще хуже то, что враг теперь получит возможность усилить свою группировку здесь, у Ишуньских позиций.
Это приморцы скоро почувствовали. Получив подкрепление, Манштейн снова пытался выйти механизированными соединениями в центр Крыма, чтобы окружить советские войска. Тогда-то Богданов и услышал о решении Ставки создать оборону Севастополя силами флота и Приморской армии, а войсками 51-й армии прикрыть Керчь. Несколько дней назад третий дивизион его полка отошел с 51-й армией к Акманайскому перешейку на Керчь, а первый и второй огневые дивизионы и разведывательный дивизион — на Севастополь 1с Приморской армией. Как ни пытался Бовданов отстоять третий дивизион, но так и не смог.
— Пятьдесят первой армии не достает огневых средств, — возразили ему. — Сам Петров оказался бессилен. Приказ Ставки. — И дивизион ушел.
А теперь они оставили Ишуньские позиции. Вот почему невесел был Богданов. Ему было ясно, в какое тяжелое положение поставила их потеря этого рубежа. Переживал он и то, что лишился одного своего дивизиона; он вспоминал командира дивизиона Тарасова и возвратившегося несколько дней назад из госпиталя Ерохина, Свитковского и Березина, Гака, Таирова, бойцов Пронина, Морщакова, Гасанова и других.
Богданов опустил стекло в дверце автомашины. В лицо ударил свежий ветер. «Наверное, он прилетел с тех далеких гор и еще не успел пропахнуть горьким дымом войны», — печально улыбнулся Богданов. Уже несколько дней его полк пробивается к Севастополю. Приморцы идут по горам. Обход оказался нелегким: вражеские мотомехчасти успели перерезать дорогу на Севастополь. И тогда Петров принял дерзкое, но единственно верное решение идти на город кружным путем через Алушту и Ялту. Час назад окончился бой в горах. Противник пытался снова преградить дорогу Приморской армии на Севастополь. Но приморцы все же пробились.