И пусть наступит утро - Страница 19

— Нормально, — отвечал Сергей. — А как в городе?

— Тоже нормально! — весело сощурился Иващенко. — Сам противник это подтверждает своими листовками. Раньше кричал: «Рус капут! С ходу возьмем Одессу», а теперь запел по-иному: «Матери и жены! Уговорите своих мужей и сыновей не лить понапрасну кровь и сдать город». А среди населения подъем, — продолжал он. — На стекольном заводе, который бутылки с горючей смесью выпускает, запалы к ним придумали. Не нужно будет поджигать паклю… — Иващенко помолчал, осмотрелся и добавил: — А сидеть здесь нам придется долго, Сережа. Отходить некуда, позади море. Были бы только снаряды… Увидишь командира полка, скажи, что я приду часа через три. У меня для него сюрприз.

Проводив комиссара, Сергей снова полез на вышку.

Когда Богданов вернулся в свою землянку, он увидел письмо.

«Маня!» — взглянув на конверт, обрадовался Николай Васильевич и, быстро вскрыв конверт, достал несколько мелко исписанных листков.

«Дорогой Коля! — писала жена. — Вот мы с Боренькой снова переехали. Ты напрасно волнуешься. Краснодарцы встретили нас хорошо. Уже устроились. Боря пошел в школу, а я теперь сестра милосердия в госпитале. Так рада, что работаю, передать тебе не могу. А тут еще случай. Твоего лейтенанта здесь встретила, по фамилии Сериков. Как я, Коленька, ему обрадовалась, будто родному. Вышло это случайно. Письмо он просил отправить, а я взглянула на адрес — твоя полевая почта… Он мне все о вас и о тебе, Коленька, и рассказал…»

Богданов дважды перечитал письмо. «Наконец-то получил от вас весточку, дорогие! — думал он. — А то я уже не на шутку начинал беспокоиться».

Мысли его нарушил Иващенко.

— Николай Васильевич, знакомься, — представил он майору рослого моряка. — Капитан второго ранга, прибыл к нам для координации совместных действий с артиллерией флота.

— Очень рад, — начал Богданов, глядя на полное доброе лицо, смеющиеся светлые глаза… «Голядкин? Коля?» — узнал он товарища по училищу.

— Коля! — обрадовался Богданов, обняв моряка.

— Он самый, — весело подтвердил моряк, целуя майора.

— Откуда ты? Какими судьбами попал сюда? Ты ведь на флоте?

— Был на флоте, а теперь в пехоте, — пошутил Голядкин.

— Вы незнакомы, — спохватился Богданов. — Это, Коля, комиссар полка Яков Данилович Иващенко. Знакомься, Яков Данилович, — повернулся он к комиссару. — Это Голядкин Николай Александрович, бывший комсорг нашего училища. Тринадцать лет не виделись. Вот какая встреча! А ты где служишь, Коля?

— Да вот в двести шестьдесят пятый кап направили заместителем.

— К нам! — обрадовался Богданов. — Что же ты молчишь?! Э-э, да я вижу, ты и с комиссаром уже познакомился. Так это что, заговор? Мне полковник Рыжи говорил, что подобрал заместителя, да еще добавил: не знаю, понравится ли? Да, заговор, значит…

— Каемся, Николай Васильевич, — улыбнулся Голядкин, — сначала я и сам не знал, что ты — это ты. А когда уточнил, что это тот самый Богданов, который руки держит в карманах и фуражку носит на затылке, тогда и сказал полковнику Рыжи, что знаю тебя.

— Ничего не забыл, — шутливо погрозил ему Богданов.

— А где сейчас Мария Ивановна?

— Она в Краснодаре. Только что письмо от нее получил. Представляешь, пишет, никак не хотела уезжать из Днепропетровска. Сейчас они с Боренькой устроились хорошо. А твои как? Где они?

Разговор двух друзей, так неожиданно встретившихся под Одессой, затянулся далеко за полночь. Потом оба уснули. Богданову приснилась жена. Он увидел Маню такой, какой она была в субботу 21 июня на концерте: в нарядном сером платье из легкой шерсти с красной отделкой и красными пуговицами.

— Ты скоро вернешься, Коля? — спросила она.

— Скоро, месяца через три.

— Это очень долго.

— Жди…

Ни шагу назад!

Богданову казалось, что эти два дня никогда не кончатся. 18 и 19 августа бои за Одессу достигли наивысшего напряжения. Введя в бой шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизии и значительное количество танков, Противник к исходу 19 августа прорвал оборону Чапаевской дивизии. Только к ночи с большим трудом удалось восстановить положение.

В полку снова были потери. Особенно Богданов переживал ранецие командира третьего дивизиона. Когда ему доложили, что ранен капитан Ерохин, он не поверил этому. В командование третьим дивизионом вступил капитан Тарасов, бывший командир четвертого дивизиона, переданного в другой полк в начале войны. Богданов уважал капитана Тарасова, но потерю Ерохина ничем нельзя было восполнить. Богданов на миг представил себе невысокую статную фигуру Ерохина, белесые брови и голубые, глубоко посаженные глаза. Они вместе воспитывали бойцов, командиров. Того же Березина… А Березина этой ночью принимали в партию.

В тесном блиндаже, где заседало бюро, негде повернуться. Никто не произносил длинных речей. С рассветом мог начаться новый тяжелый бой.

— Комсомолец Березин воюет хорошо, — коротко сказал Богданов, — а коммунист Березин будет драться еще лучше.

Богданов знал, что у Березина горе: третьего дня лейтенант получил письмо, содержавшее страшное известие: его отец пропал без вести…

Бюро закончилось. Все разошлись. Богданов и Иващенко остались одни.

— Как дела в первом дивизионе? — спросил Богданов.

— Окопы вырыты мелко, — рассказывал Иващенко, — ровики для боеприпасов не отрыты. А ведь ясно: если инженерное оборудование плохое — значит, будут потери.

— Это несомненно, — подтвердил майор. — Ну а вы потребовали, чтобы исправили?

— Да, — ответил Иващенко. — Еще при мне все сделали.