И пусть наступит утро - Страница 34

— Спасибо, покойный Иващенко подсказал нам хорошую мысль создать свой полковой лазарет, — сказал он, поздоровавшись с товарищами.

Яков Данилович Иващенко! Сколько раз они вспоминали его в эти дни?.. При жизни как-то не говорили вслух о необыкновенной душевной красоте Иващенко, а сейчас об этом говорили все.

Яков Данилович любил музыку. «Ее не хватает людям, даже здесь, на передовой», — часто говорил он Богданову.

Как-то генерал Петров привез патефон.

— Бери, Николай Васильевич, — сказал он, — пригодится. Ведь при затишье дни и особенно вечера кажутся очень длинными.

Богданов особенно часто слушал вальсы Штрауса. Музыка будила дорогие сердцу эпизоды. Николай Васильевич вспоминал, как увидел в первый раз Манечку, их первые встречи и замысловатые соловьиные трели, которые они, затаив дыхание, слушали, гуляя в роще. Тогда-то и выяснилось, что и он и она любят музыку, а главное, любят друг друга.

Мысли о жене будили тоску, хотелось услышать ее голос, увидеть ее и сына, сказать ей много-много еще не сказанных слов…

«Здравствуй, Манечка, — писал он 3.февраля 1942 года. — Очень сильно скучаю до тебе и Борису. Единственное утешение — музыка. Вот и слушаю ее в окопе. Добрые люди принесли нам хорошие пластинки. Сейчас я особенно остро чувствую, как не правы мы были по отношению к женам, увлекаясь службой, не позволяя себе пойти лишний раз в театр. Все работа, работа…

Время и расстояние, разделяющие нас, заставляют чаще думать о прошлом, и я счастлив, что есть на свете ты и Боря.

Сейчас я по-настоящему понял, как обогащает человека любовь. А какие чувства открывает в себе человек?! Это действительно красиво, а главное, вечно…

Но мы еще поживем. Дай только вышвырнуть гитлеровских разбойников. Это будет скоро, в этом нет никакого сомнения…»

А чуть ниже приписка:

«Не слышали ли чего о жене Иващенко?»

В феврале Богданов прочел в «Правде» Указ Президиума Верховного Совета о награждении защитников Одессы. Среди награжденных орденом Красного Знамени были фамилии его, Гончара и Березина. Увидев фамилию Березина, Богданов вспомнил Таирова, Гака и других.

В марте полк Богданова наградили орденом Красного Знамени. Это был для богдановцев настоящий праздник.

А в один из ярких солнечных дней начала марта Петров сообщил Богданову еще одну радостную весть.

— Новости, Николай Васильевич! — гудел в телефонной трубке веселый голос Петрова.

— Спасибо. А добрые?

— Хорошие! Передо мной вот лежит газета Крымско-. го фронта, только что принесли. И кого, ты думаешь, я увидел, как только развернул ее? Твоего лейтенанта, которого мы погибшим считали, Березина. На полстраницы портрет с тремя кубарями и статья о нем. Поздравляю тебя, Николай Васильевич, растут твои командиры.

— Спасибо, это поистине добрая новость.

— Подробности тебе расскажет Рыжи.

— Да, Николай Васильевич, твой третий дивизион, а теперь, если ты еще не знаешь, пятьдесят третий отдельный артиллерийский полк, сейчас в сорок четвертой армии, — рассказал ему Рыжи. — Командует им Тарасов.

Они где-то под Дальними Камышами, вероятно, на берегу моря. От них Феодосия должна быть видна…

Березин действительно хорошо видел Феодосию. Его наблюдательный пункт был выбран на обрывистом берегу у моря. Небольшое расстояние отделяло их от Севастополя. Березину сказали, что была передача по радио о героях-богдановцах, отличившихся в декабрьских боях. А в конце марта Веселый прислал ему письмо и газету. Армейская газета поместила целый разворот, посвятив его награждению 265-го артиллерийского полка орденом Красного Знамени, и Березин прочел новую песню о богдановцах:

В гремящие славою годы

Родился наш полк боевой.

Мы помним былые походы

Суровой военной тропой.

Богдановцы — так называли

В боях и враги, и друзья.

Враги перед нами дрожали,

Друзья обнимали любя.

Мы смерти шагали навстречу

И били наводкой прямой,

Фашистов рубили картечью

За наш Севастополь родной.

Какого закала мы люди,

Расскажут Одесса и Прут;

Под музыку наших орудий

Приморцы в атаку идут!..

Обрадованный Березин с газетой в руках выскочил из наблюдательного пункта и, спустившись с обрыва вниз, побежал к штабу полка. Газета из Севастополя с текстом песни переходила из рук в руки. Таиров старательно переписал текст.

— Слушай, вот здорово! — говорил он после каждой строфы Березину. — Надо писать Богданову. Мы идем к ним…

А Богданов в это самое время шел по Северной стороне. В парках Севастополя зеленела трава, набухали почки деревьев. Разве мог знать тогда Богданов, что улица, по которой он сейчас шел, с расколотыми, поваленными разрывами снарядов и бомб деревьями и сожженными, разрушенными домами, станет не только одной из самых зеленых улиц Севастополя, но и будет названа его именем?!

— Прибыл по вашему приказанию, — доложил Богданов генералу Рыжи.

— Здравствуйте! — поднялся ему навстречу командующий артиллерией. — Поздравляю, товарищ гвардии полковник.

«Гвардии полковник? Я?»

— Родина высоко оценила мужество и доблесть богдановцев, — торжественно сказал генерал. — Вверенный вам двести шестьдесят пятый артиллерийский полк приказом номер сто двадцать семь от двадцать восьмого апреля преобразован в восемнадцатый гвардейский Краснознаменный полк, а вам присвоено очередное звание — полковник. Поздравляю. От души поздравляю вас. — И генерал крепко пожал Богданову руку.