И пусть наступит утро - Страница 13

Один из танков вдруг круто развернулся и застыл. Из открывшегося люка стали выпрыгивать гитлеровцы.

— Подбит! — радостно воскликнул кто-то.

На высоту, где они разместились, обрушился шквал огня.

Вражеский снаряд разорвался почти у окопа. На планшет и карту Богданова посыпался мелкий песок. Второй, снаряд разорвался чуть дальше.

— «Барс»! — снова скомандовал Богданов. — Огонь!

Третий разрыв — и снова рядом с окопом. Враг пристрелялся или просто усилил огонь. Можно подумать, что разрывы ищут именно его наблюдательный пункт.

«Выйти из окопа сейчас просто невозможно, — лихорадочно соображал Сергей, — но вместе с тем нужно. Да, очень нужно, вот-вот прекратится огонь, и на пехоту снова поползут танки».

Богданов увидел, как с соседнего пункта выполз боец и, припадая к земле, побежал по линии связи. «Подвиг начинается тогда, — подумал майор, — когда человек перестает думать о себе…»

Через минуту Раджабов уже полз по линии, прижимаясь к земле под смертоносным дождем осколков. Много раз за этот месяц цриходилось Хамре восстанавливать связь под огнем врага. Цолзком и мелкими перебежками он преодолевал первые сотни метров. Противник буквально засыпал минами. Раджабов старался не думать о них. Вспомнилась известная поговорка: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». И он снова ползет, прижимаясь как можно плотнее к земле. Огонь будто немного слабеет… Вдруг какая-то сила подняла в воздух связиста, сухие комья земли заколотили по лицу. «Связь!» — мелькнуло и угасло в сознании.

Березин заволновался не на шутку. Богданов требует огня, пехота молит о том же, а связи нет. И нет Раджабова. Неужели погиб?

Но связист жив. Вот он снова ползет вперед. Огонь действительно стихает. Это дурной признак, нужно спешить. Где же обрыв? Наконец-то! Вот он. В руках Хамры конец провода. Где же другой конец? Как он сразу не увидел его?! Провод здесь, совсем рядом. Пальцы уверенно делают сросток, сверху на него наматывается изоляционная лента. Хамра подключает аппарат.

— Да, да… Сейчас… Второй обрыв где-то… Сейчас. Отключаюсь.

Раджабов удлиняет перебежки. Он понимает: сейчас от быстроты его действий зависит жизнь многих людей. Найти обрыв связи. Второй обрыв оказался метрах в шестидесяти — семидесяти. Хамра быстро оголяет провод, но бстрая боль вдруг обжигает бок.

«Ранен? Сейчас потеряю сознание… Где этот провод? Его еще нужно соединить… — Каждое движение теперь дается с неимоверным трудом. — Нет, нет, — шепчет Хамра и, превозмогая боль, всем телом тянется туда, где должен быть второй конец отсеченного осколком провода. — Нашел!» Хамра зачищает блестящий кончик и одним, едва заметным и известным только связисту движением делает сросток. На это уходят последние силы, проверить линию он уже не в состоянии. В глазах у него рябит, все плывет и кружится. Нестерпимо хочется пить… Но сделанный им сросток уже оживил линию связи. Огневая позиция и наблюдательный пункт вызвали друг друга одновременно.

— Огонь! — радостно кричит Богданов.

Поздно ночью, описывая этот бой в журнале боевых действий полка, Богданов назвал его боем под Ларгуцей, по имени населенного пункта, расположенного невдалеке. В конце он написал фамилии двух погибших бойцов — Мираков и Раджабов. Богданов хорошо знал обоих. Оба были отличниками РККА, и он предоставлял им в сороковом году как поощрение краткосрочный отпуск. И вот их нет…

Богданов задумался. Опять мысли его перенеслись к семье. Он получил от Марии Ивановны два письма. Первое — о том, что она вместе с Боренькой благополучно прибыла в Днепропетровск, и второе — о том, что они хорошо устроились. Эвакуация семей командиров и сверхсрочников из Гнаденталя была проведена организованно, в точном соответствии с планом, разработанным им, Богдановым, еще в мирное время. Богданов был очень рад этому. Но вот уже более десяти дней писем не было, хотя первые два письма были написаны с перерывом в три дня и Маня обещала, что будет писать часто и обо всем. Богданов не знал, что и думать. Ему казалось, что болеет Боренька. В голову лезли и более страшные мысли. Ведь фашисты бомбили Днепропетровск…

Не получали писем, правда, и другие командиры, его соседи по дому в Днепропетровске. Но это отнюдь не было утешением. Так хоть они могли бы передать какуюнибудь весточку о том, как там Манечка и Боря…

«Родная моя! — писал Богданов жене. — Что случилось? Здоровы ли ты и Боренька? Меня очень волнует ваше молчание.

У нас горе — первые потери. Убиты мой адъютант Марков и два красноармейца. Если бы ты зиалал какие это были замечательные люди!.. Все переживают их гибель. Нас утешает только одно: они пали героями и за каждого из них враг поплатился сотнями жизней».

А ниже приписка: «Нас называют богдановцами. Расскажи об этом Боре».

Одесса вступает в бой

Выполняя приказ, майор Богданов отвел полк за Днестр. Третий дивизион, с которым был и командир полка, занял боевой порядок против населенного пункта Кицкань. Противник, занявший Кицкань, активных действий не предпринимал, но на колокольне церкви установил наблюдательный пункт. Даже появление одной повозки вызывало огневой налет вражеской артиллерии. Боеприпасов гитлеровцы не жалели. Передвигаться в светлое время стало невозможным.

— Уничтожить! — приказал Богданов командиру третьего дивизиона. Командир дивизиона возложил выполнение этой задачи на Свитковского. Командир седьмой батареи не замедлил открыть огонь. Стрельбу наблюдали все. Он красиво провел пристрелку и перешел на поражение. Разрывы снарядов снова и снова опоясывали церковь, но позолоченный купол колокольни продолжал вызывающе сверкать.