— Команды обедать не было, — нахмурился Березин. — Продолжайте занятия. — И, выйдя из окопа, пошел в сторону огневых позиций.
Он шел напрямик через поле. Минут через двадцать Сергей подошел к огневым позициям. Он еще издали увидел громадные стволы орудий, торчавшие из-под маскировочных сетей. Людей не было. Стояла удивительная тишина. «По-видимому, действительно обедают, хотя и не доложили», — додумал Сергей, подходя к крайнему орудию. За гаубицей стоял вооруженный боец. Увидев лейтенанта, он вытянулся, приветствуя его. Березин медленно обходил орудия. Маскировка была выполнена небрежно. Но надписи, сделанные мелом на щитах орудий, свидетельствовали о том, что здесь проходили занятия. У четвертого орудия его догнал Таиров.
— Слушаю тебя, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Что это значит? — резко спросил Березин.
— Огневики устали, отдыхают! — ответил Таиров.
— Но ведь я, кажется, не давал команду отдыхать. Таиров невозмутимо пожал плечами:
— На огневых позициях старший я.
Березин едва сдержал себя.
— Сегодня учения всей батареи, а не одних только огневых взводов, — сказал он, стараясь не повышать голоса.
— Опять хочешь придираться? — сощурился Гаджи.
— Лейтенант Таиров, — вскипел Березин. — Предупреждаю: если еще раз повторится подобное, будете строго наказаны за грубое нарушение дисциплины. Поняли?
— Понял! — зло ответил Таиров.
— Вот так он и понял, — с горечью говорил Сергей старшему политруку Иващенко в тот же день вечером, рассказывая о том, как прошли батарейные учения.
— Ну, не вешай носа, товарищ комбат, — улыбнулся ему Иващенко. — Я уверен, что все наладится. И Богданов того же мнения. Вы обязательно сработаетесь.
Богданов, хорошо разбиравшийся в людях, понимал, что стычки Таирова с Березиным порождены чувством личной обиды Таирова и что с течением времени, если, конечно, Березин будет вести себя умно и правильно, они прекратятся и обязательно уступят место взаимопониманию, товарищеской поддержке и дружбе.
Богданову, правда, было ясно и то, что работать сейчас Березину без двух командиров взводов было трудно, точно так же и Таирову было трудно одному командовать двумя огневыми взводами. И все же он не мог обещать командиру дивизиона Ерохину, который все время просил его о пополнении, дать в батарею Березина сразу двух командиров. «Пока дадим одного, на взвод управления. — сказал Богданов. — Ведь на весь полк прибыло только восемь…»
Встречу с прибывшими в полк лейтенантами — выпускниками артиллерийских училищ Богданов назначил на пятнадцать часов.
Как обычно, майор обстоятельно побеседовал с каждым из них. Он любил молодежь, и его всегда радовало прибывающее ежегодно пополнение выпускников. Вот и эти. подтянутые и молодцеватые, больше всего хотели произвести впечатление настоящих, знающих службу командиров.
А Богданов, глядя на юные лица лейтенантов, думал: "Совсем еще дети. Они, конечно, полагают, что, окончив училище, сразу сделались командирами. Но я-то знаю, что это не так. Здесь, в полку, только и начнется настоящая учеба. Кто-то из этих восьми, возможно, не выдержит, переживет минуты слабости или, еще хуже, разочарования. Последним особенно нужна будет помощь".
— Нам хотелось бы, — вслух произнес Богданов, — чтобы каждый из вас нашел моральное удовлетворение в трудной и подчас далекой от романтики повседневлой работе с людьми. Ибо без этого невозможна служба… Коллектив полка поможет вам.
Майор всегда сам решал, кого и куда направить из вновь прибывших. Он хорошо знал своих командиров, и не случайно в батарею, где служили порывистый и горячий Березин, вспыльчивый, самолюбивый Таиров, был направлен особенно понравившийся Богданову подтянутый, уравновешенный и неторопливый в суждениях лейтенант Вячеслав Кирдяшкин. Домой Богданов пришел в хорошем настроении.
— Чему ты радуешься, Коленька? — спросила жена.
— Радуюсь? Разве заметно? Впрочем, ты права, Манечка. Пополнение получили, наконец: молодые лейтенанты. Сегодня я познакомился с ними и направил в подразделения. Ты не представляешь, каких хороших специалистов готовят наши училища. Посмотришь на них — сердце радуется. Золотой фонд. Беречь их надо.
— И воспитывать, — лукаво улыбнувшись, вставила жена.
— Обязательно. Ты не смейся, Манечка, воспитание — великое дело. Ты и сама это не хуже меня знаешь.
— А как с отпуском, Коля?
— Все своим чередом. Никто не возражает. Ох, и отдохнем же мы с тобой на славу!
— Тебе, Коля, полечиться нужно. Может быть, ты в санаторий поехал бы, а я с Борей к своим?
— Никаких «своих». Бореньку завезем по дороге к бабушке, а сами вместе махнем на юг. Я тебя недалеко от санатория устрою, если не будет парной путевки. Решено, и больше мы об этом не говорим. Да, мне советовали пойти на концерт филармонии. Особенно хороши, говорят, сольные номера. В субботу и мы послушаем. Филармония у нас концерт дает.
— Знаю. На кирхе, твой начальник клуба уже и объявление вывесил: «Концерт артистов Московской филармонии 21 июня в 18 часов».
— Уже вывесил? Молодец! — улыбнулся довольный Богданов.
Три дня, оставшиеся до субботы, промчались незаметно. Богданов много работал. С комиссаром полка и начальником штаба он еще раз проверил мобилизационный план. Отработка этого плана, еще недавно казавшаяся обычной служебной формальностью, сейчас заставляла о многом задуматься.
В субботу вечером Богданов с Марией Ивановной пришел к кирхе. До начала концерта оставалось еще минут двадцать, и все толпились на улице перед зданием. Когда стали рассаживаться по местам, Богданов огляделся. Зал был полон.